разворачивая спиной к себе. Одним движением сильной руки оборотень нагнул меня, заставляя у

моих ног. В то время, как до моих ушей долетел звук ра

плоть, я зажмурилась, кусая губы. Для мен

же Фрейлис, то правильнее бу

е. Острый, непреодолимый животный ужас. Который был сейчас настолько велик, что буквально парализовывал, не давая не то что закричать, да

в на всю глубину, так же медленно вытащил из меня свой член. Чтобы тут

он! Потому что с каждым разом, как его член покидал мое тело, а затем медленно погружался в него, я ощущала себя так, словно

цера в очередной раз был во мне, его палец проник в мой рот, и я ощутила странный, горько-

загрубевшей подушечкой по моим губам. - Я тут понял, что

то... воз

насилование. Слишком унизительно - похотливо стонать, пока

ботает, быстро растаяли. Потому что она, к моему сожалени

мои бедра, в то время как я протяжно застонала. - За что я люблю алхимиков..

я кубы, от предательского возбуждения. Разум заволакивала мутна пелена, и все, что я теперь могла осоз

тихо мастурбировала под одеялом, снимая напряжение. Вот только те маленькие оргазмы показались игрушечн

довольный голос офицера. - Вот только мне кажется, что

оротень был прав! Действие той дряни, которую он скормил мне, все еще

ощущала ткань кителя, обтягивающего его крепкую грудь. - И если все эти двадцать минут тебя не будут драть по самые г

а истерично кричать, выдергивая свои блеклые рыживатые

оговорил он, проводя по дрожащей спине своей шершавой

чала я, ощущая на щеках слезы. - Прошу,

прорычал оборотень и дразнясь,

моляю! Дерите жестко

цер, резко наматывая мои волосы на кулак. И словно обезумев, принялся остервенело вколач

ц начала отпускать тело. И вместе с тем, как возвращался разум, ко мне все больше приходило осозн

лился в меня. Сразу после чего, не говоря ни слова, усадил на тот самый

ул он. - Ребенку моей крови нечего делать в теле как

нном вагоне. И прежде, чем стоянка закончилась, а состав снова тронулся, я уже сидела в одном из продуваемых сквозняками вагонов с военнопленными. Дрожа, но больше не в силах заплакать. А еще понимая, что даже после всего