й п

ний

ной

вляет

й п

ю пл

каждый

й п

стям

й п

епям

ругих

ри

апах

Мель

гору, откуда, расправив обсидиановые крылья с золотой чешуей, нырял в лебяжьи перья облаков и рассекал их словно лезвиями, устремившись вниз к мертвой воде выбирать добычу. Его это обязанность была испокон веков, пом

ибору отдавали. Неписаные законы баланса Яви и Нави. Из-за вечной тихой войны Земли с водным царством каждый год по весне об

икам водным на съедение. Пищевая цепочка, как говорят смертные у себя в умных книжках. Иногда князь позволял себе побродить по Яви, посмотреть, как изменилась она, схватить на лету новую информацию, изучить людей и их п

звращайся и больше чем от з

-нибудь на веточке, Вр

у собирать будет и ждать, коли

е важно – в холод или в зной, от заката до заката. Если до утра не каменеет младенец-дракон, то ему имя дают и в хоромы царские уносят, и пока в палатах празднество гремит, жрецы тело роженицы в жерло Чар-горы швыряют. Ее миссия выполнена, и канет она в небытие. Иногда даже имени от нее не останется.

жение дали, психовал Аспид, деревья от ярости валил. Избавились от князя, еще и зверька в оруженосцы подсунули. Зря психовал. Врожка с виду только простак да оболдуй, а умен гад и прозорлив, с ним не одна битва была выиграна, и жизнь господину спасал не раз. Не силой, а умом свои

ишься когда-нибудь и

вки у тебя нет, жены нет. Один и

, Врож? Война мне

к Чар-горе несут или в землю

ал червем земляным, и хрустишь под железной подошвой воеводы раздавленный и мертвый. Мертвым быть никто не хотел. Как Обран, которого Ниян казнил за то, что золото смертных у него в котомке нашли. А ведь много лет бок о бок по землям навским скакали, от огня ледяного синего Мракомирского ожоги общие заимели и шрамы от

и так до конца года. А затем все они в жертву их отцу Чернобогу приносились на Чар-горе. В самые недра земли сбрасывали дев в лаву кипящую. Из земли вышли – в землю вошли. Некоторые из палат царя живыми не возвращались – лютовал Вий, злился, что веками не коронован на троне сидит по завету отца, и сучки смертные не плодоносят от него. Иногда он нескольких невест в месяц покрывал в надежде, что одна из них окажется той самой. Но князю было плевать, каким образом Вий со своими девками забавляе

ой плащ, и голоса его разбудили, сквозь морок сна ворвались, заставив раздраженно веки поднять и подавить волну чешуи, прокатившуюся по мгновенно напрягшемуся телу. Привстал прислушиваяс

го, будоражащего разум, не людского и не земного. Никогда не вдыхал ничего подобного ранее. Ни один цветок ни в Яви, ни в Нави так не благоухает. Тут же жарко сделалось и в чреслах сладко заныло, как никогда раньше. Как марью его окутал этот запах. Ниян к берегу пополз. Натренированный бесшумно, как змея, и в облике человеческом двигаться и взгляд фокусировать на деталях мелких да на шорохах. Ведомый неведомой силой. Что за чары такие колдовские тянут его нитями? И на берегу девушку увидел – босыми ступнями в воде стоит. Волосы цвета золота по тонкой спине кольцами блестящими вьются аж до колен, стан тонкий двумя ладонями легко обхватить, и ноги стройные просвечивают под тоненьким льном. Стоит и в з

доселе вожделение, и искры под кожей вспыхивают, как ядовитые укусы, заставляя подрагивать. Жадно образ ее пожирает, чеканкой выжигает в памяти, как кузнецы навские печать царскую жгут на золоте или на железе, так и она у него внутри оттиском кровавым осталась. И больше не бы

ходил. За деревьями прятался, за стенами домов, с тенями сливался и прохожими на улице. Скользил по телу ее взглядом голодным и жадно пожирал каждую черту лица, жест, наклон головы. Иногда

ерева и с листвой, теряя черты человеческие. Как-то дождь проливной лил, а он за ней шел, как обычно. Маршрут ее давно выучил. А она вдруг остановилась резко, наклонилась, что-то в кустах высматривая, а потом руку протянула, и Ниян оторопел от того, что увидел – зверька мягкого пуши

ьцу бездыханному провел, протягивая нить золотую, тающую в воздухе вместе с искринками россыпью – жизнь еще одну подарил. Закон Нави нарушил. Зверек ушами зашевелил, и тут она выбежала с полотенцем, на колени упала и смеется, и плачет, зверька к лицу прижимает и цел

на. Каждой встречи с ней ждал,

и и кожей молочно-белой полупрозрачной с тоненькими венками, щеками с розовым румянцем и невесомым облаком золотых волос, с крошечными тонкими пальцами и пухлыми по-детски губами цвета ягод лесных. И этот запах колдовской кружил ему голову и сводил с ума. Он сам не знал, что это такое с ним, не знал

брать властен. Ниян тогда к бесам послал полоумную старуху и в поселении себе невольниц перевертышей взял – выносливые они и выживают иногда. Черта с два выжили. По утру долго от тел изуродованных назад пятился и лицо окровавленными руками тер. Забыть девку попытался, на вылазку отправился

один в один – под стеклом магма оранжевая пенится и бесн

л и горел одновременно от одной мысли, что ему принадлежать будет. Себе возьмет. Но не взял... с его-то счастьем, оно как всегда куда-то мимо пролетело да в братские руки утекло. Никогда не был зол на Вийя Ниян. Никогда не ревновал и не злился тому, что судьбы у них настолько

дь, чтоб не слышать и не видеть никогда. Пусть вода сомкнется над ней и унесет тело на дно

ледная, едва солнцем подрумяненная и эти губы, от которых голову кружит и в горле дерет, как от жажды смертельной. Вблизи лицо ее впервые увидел, когда краска смазалась, и пожирал взглядом

ат ее дыхания и пропитаться им самому насквозь. Но перед глазами вдруг возникали ошметки тел каждой, к кому прикасался, и едким разочарованием ошпарив

кий? Он хотел ее. Невыносимо и бешено, как зверь жаждет крови или боли своих жертв, так сам Князь жаждал девку эту. И сам не знал, как эта жажда называется

ерную смерть погнал, чтоб душу себе заполучить и в кронах деревьев спрятать. Едва Нияна почуял, тут же ветки-лапы замерли и корни шелестеть перестали. И пра

одержать, чтоб спесь сбить. А когда вытащил и личико совсем рядом увидел, в зелень колдовскую ее взгляда погрузил

ху вместе с чудовищным напряжением в каждой мышце натренированной, до бусин пота на коже. И когда вышла, выкручивая низ льняной рубахи, у него ком в горле застрял и жаром обдало – мокрая ткань все т

орчал Врожка, – заметят

ред глазами все еще осталась грудь ее округлая, кверху вздернутая и соски ту

о пой

, не путайс

ь. Не зря говорят, что на лица их смотреть нельзя

давил. Нет времени на дев

ками железными зажимами, а по коже едва заметно чешуя поползла, отливая розоватым золо

и мгновенно отзываются на упоминание своего имени. Анчутки помрачают разум людей, пуга