в каком возрасте еще захватывает дух, дергается, как бешеное, сердце, и хочется раскинуть руки и лететь-лететь-лететь. С ним было все как-то просто. Не так, как в моей большой и взрослой жизни, ко

в этом ничего такого, и что взрослой я буду через десять-двадцать мин

м обгоняли машины, неслись по обочине. В такие секунды я все же прижималась к нему инстинктивно и впивалась в его футболку дрожащими пальцами, и мне казалось, что сердце под моими ладонями начин

то раньше никогда не ощущала вот так ни с чего, просто с присутствия, с запаха, с прикосновения к мужскому телу. Безумие какое-то. И нет, мозг не отключался, он совершенно участвовал в процессе и понимал, что именно я чувствую, отрицал, вопил, бил

кундой каплями и взметнувшимся вверх в воздух запахом мокрого асфальта, цветущих деревь

дать. Стеной

усиливается, барабанит по моему шлему, и я вдруг понимаю, что мы сейчас насквозь промокнем. Парень слез с мотоцикла и подал

охлады и возбуждения сосками, и он смотрит, нагло смотрит именно туда застывшим взглядом, от чего они сжимаются еще сильнее, вытягиваются под наглыми бесстыжими глазами мальчишки. Вскинула руки, прикрываясь, и он тут же отвернулся, нервно поправил мокрые волосы рукой и прислонился к стене, доставая сигарету из пачки. К

, ты весь

ки безбашенно, что у меня

Уж

еще больше

еплая и не

холоднее, опустилась на корточки и села на скамейку, обхватывая себя руками. Все под его взглядом, ко

аме

выпуская густым о

ь нем

ящими серо-синими с мокрыми ресницами, вода с его челки капает на лицо и катится по щекам к губам. Его губы... блестящие, чуть приоткрытые. Сама не поняла, как провела ладонью по мокрой гладкой щеке

ых пальцев по бровям, щекам, зарываясь в волосы. А он стал на колени и уперся руками

, и теперь глаза эти цвета ночного хаоса смотрят в мои, и я вижу, как подрагивает его лицо, словно там внутри него какая-то неведомая мне война идет. Ладонь скользнула по талии к ягодицам, сминая, сжимая, притягивая к себе. Так что теперь ремень его штанов упирается мне между ног

о ладонь Вадима резко легла мне на горло, удерживая дистанцию. Еще несколько самых диких секунд предвкушения в моей

одолжает потряхивать, а сердце колотится прямо в горле, все тело ноет так, что, кажется, я сейчас взвою. Со мной никогда не происходило ничего подобного. Ни с кем. Ни разу за всю мою жизнь. Это был какой-то апокалипсис всего, что я чувствовала и знала ранее, и в то же время

– выкинул сигарету и пов

ение лица не изменилось, оно было совершенно непроницаемым. Как будто передо мной вдруг появился совершенно другой человек, и этот человек прекрасно мо

саднило, словно я свалилась, споткнувшись обо что-то, и прямо грудью проехалась

десь. Не на

кна увидит. Сняла шлем, пр

сь, что до

рижимаю, и мне вообще нечего ему сказать.

ас. Утром еще вещи собрала и ко мне переехала. Со мной

мочи к дому, спотыкаясь, поскальзываясь в лужах, к подъезду, нажимая кнопки кода домофона, дергая дверь. Мокрыми пальцами тыкаю в кнопку лифта и чувствую, как все внутри похолодело

одолжаю ее набирать упрямо и до бесконечности. Ответь

а, оцарапала пальцы о замочную скваж

яя! Та

них, понимая, что нет ее, сердцем чувст

ма позвоню, как захочу. Прости, но я люблю его, и ты не с

оцикл. Просто рев

пустилась, на улицу выбежала. А он мимо меня п

! Стооой

вааарь. Ненавижу! Тасяяяя, какая же ты д

ывала новые номера телефонов. Двое суто

рше – моя дочь с такими не общается, смотрели б за своей лучше... Правда, тетя Оля, я его только нескол

а, и если б я за ней лучше смотрела, а не шлялась сама где попало, то никуда б Тася не ушла. А у него сейчас рабочая командировка, и он в Б

и речи о неосознанном согласии быть уже не может. Но как не может, она ведь совсем маленькая. Ей всего семнадцать... совершенно забывая, что сама родила ее в шестнадцать, но мне казалось, что я б

сь на улицу, – ты обожествляешь свою Тасю. Не такой уж она ангелочек, как тебе кажется, и покуривала, и вр

ь. Хотела забрать ее из лап сукиного сына. У меня в голове не укладывалось, что моя маленькая мамина девочка могла это сделать сама, как вдруг за какие-то недели в нашей с ней жизни все изменилось, и начался вот этот апокалипсис, в котором никто из нас уже не уцелеет и не станет прежним. У меня никак не получалось понять, что она могла вот так ходить по квартире, собирать свои вещи и с

нашла телефон

. Куда ты одна в

, я с трудом его узна

Мужик все же. А если это опять

ичего со мной

ть – моя девочка ушла по глупости, и она сейчас со мной вместе вернется домой. Взяла такси, и когда назвала адрес, мне тут же сказали, что район препаршивый и что до конца улицы он не поедет, там и стекла побить могут. Из-за плохой дороги ехать медленно на

о. Я заплачу. Хорошо зап

обую, но, если че не

екло, пока водитель пытался объехать глубокую яму в асфальте. Какой-то мужик махнул сеткой, и с нее посыпались пустые бутылки, на одн

то навигатор показывает. И деньги

домов с покосившимися заборам

ибо. Вы подожд

оне

запертой. Я начала стучать в нее, пока на пороге не появился ОН – проклятый ублюдок, которому хотелось разодрать лицо, и моя дочь. Вначале я не поверила своим глазам, потому что подонок схватил ее за руку и тянул наружу. Я хотела заорать, чтоб он ее отпустил... а потом меня пронизал

ася

Я просила

ицо исказилось и

о мной! Я не уйду, п

упеньке крыльца возле открытой поскрипывающей на ветру двери. Я даже думать не хотела о том, какая антисанитария царит в этой д

ая. Давай. Вечно от нее не

, не хочу с не

упили на распродаже всего лишь пару недель назад, и при этом она целовала меня в щеку и пищала от радости. Кажется, это было в другой жизни. Сейчас

орить хочу, доченька. Я

бидела. Уходи. Я все

ась? Почему? А уче

? Биомусоро

тому слову, Тась? Я от злос

ой выбор, дружить с теми, кто тебе нравится, носить то, что ты выбрала. Я

раскрыто, туда, где знает, что скрутит невыносимо. – С каких

ясно? Хочу жить не под твою указку. Ты жалкая, мама! Что ты видела в этой жизни? Дом и работу? У тебя даже мужика нормального не было никогда. Ты все по работе своей и с подружкой припадочной в театр и в кино. Куда тебе интеллигенции обычный ч

их со стороны. Себя жалкую за забором и свою дочь, которая мне с высока кричала о моей убогости. И

нностью, и я поняла, что не хочу ее возвращать, что я хочу, чтоб она пожила вот так. Вот за этим зеленым облупившимся забором, вот с этим подонком, который неп

тболке, с завязанной толстовкой на бедрах поверх спортивных штанов и с взъерошенными ветро

а приказал моей же дочери поговорить со мной и дал понять, что ни черта я в

значения, что она говорит. Все, что хотела, она сказала. И я больше не плакала, шла по загаженной улице, а

это ?когда-нибудь? настанет быст