ть только что выгнала овец на малое пастбище. Отец вырвал палку из её рук и бросился ко мне, собир
ит, Акра
ясь к жене и замахиваясь уже на н
няки останутся, что скажем Асафу? Он же захочет её увидеть. А потом станет спраш
ь мать за меня никогда. Я всегда ждала и верила, что однажды она пожалеет меня, проникнется, но увы... Да и
не ждала. Поразило другое... Мать сказала, что жених захочет увидеть меня. Но она же мне говорила всегда, что до свадьбы нельзя видеться с мужчиной! Нельзя смотреть на того, кто тебе не м
ва я, и отец, зло отшвырнув от себя пал
, как себя ведёт эта потаскуха! - отец всегда, когда злился, называл меня потас
она мне говорила, на то, что ни разу не вступилась, не обняла, не прижала к с
ней деревне, объясняя это тем, что теперь мать не имеет к их семье никакого отношения. Да и она не рвалась. Из чего я сделала вывод, что она не скучала по ним, раз ни разу не попыта
окружающие меня люди. Их души сгнили, превратились в тошнотворную, вонючую массу, они превратились в бешеных животных. Потому что всё это считать норм
агодатью. С Таиром я узнаю, что женщин страстно любят, целуют, обнимают. Им дарят подарки и забирают у них тяжёлые вещи, чтобы не было тяжело. Их целуют по утрам и ревнуют без вреда их здоровью и без угрозы их жизни. Их не на
акала. Отец схватил её за волосы, потянул на себя. Так сильно, что у ма
я дочь! Вы навлечёте
рдце. Она не смотрела на отца, который причинял ей боль. Она смотрела на меня, считая, что это я виновата во всех её бедах. И я верила тогда, что т
а траву. - Если к вечеру не успокоится, забью её этой палкой! - а потом повернулся ко мне и затряс
обы помочь ей встать. Мне подумалось как-то мельком, что она сейчас оттолкнёт меня ил
даст! О нас подумай! О братьях, обо мне! Сколько ещё нам из-под коров навоз убирать?! О себе подумай, глупая! Будешь иметь всё! Будешь хозяйкой в богатом доме с пр
хной, надевают на неё вуаль и выводят к жениху. Их соединяют в браке, потом муж забирает свою жену в свой дом. Потом, спустя несколько месяцев,
ерзкого беззубого старика с большим животом и морщинами. С ним я уеду в его логово и там завяну, как цветок. Так сказала своей дочери Фатиха
тно, знала, что никто не пожалеет. Но тогда мне стало так горько и больно, что не с
е ночью. По крайней мере, я слышала её шаги. Отец с братьями после тяжёлого трудового дня и плотного ужина всегда крепко спали, они не представляли угрозы на этом этапе. Но имелся ещё высок
ков, кроме тех, кого я называла семьёй. И тут я вспомнила о родителях матери. Тех, о которых она ничего не говорила и даже не вспоминала их. Я знала лишь