Убежавший от войны

1

Над городом садилось солнце.

Косые розоватые лучи пробивались из-под тяжелых облаков, окрашивая все вокруг в нарядный, почти весенний цвет. Серые дома, словно неудачные творения горе-кулинара, были облиты словно розовой глазурью закатными лучами.

Из частых красных труб заводов, тяжело вываливались комья черного дыма. Создавалось ощущение, что город хочет создать свое небо. Еще более низкое и тяжелое.

По узкой улице брела худощавая фигура. Руки в карманах, низко надвинутая кепка из некрашеной шерсти, короткие штаны, тяжелые военные ботинки, явно большего размера, чем нужно. Двубортный пиджак, бывший модным и франтовым, сейчас лишенный почти всех пуговиц, был надет на голое тело. Горло прикрывал короткий синий шарф, завязанный хитрым узлом, на манер матросских.

Мощенная камнями проезжая часть не имела тротуаров и парню изредка приходилось пропускать проезжавшие мимо автомобили. Почти все угловатые машины имели тентованный кузов, и понять, что они везут было невозможно.

- Шо-о-ок!

Шедший по дороге парень резко остановился. Втянул голову в плечи и весь сжался. Он прекрасно знал этот голос. Он вдохнул пахнущий гарью и какой-то химией воздух, но не обернулся.

- А, Петер, давно не виделись.

Парень, которого назвали Петер был одет похоже, возможно только, что в одежду поновее, штаны были не такими короткими, а ботинки по размеру и даже немного начищенные. Кепка, сдвинутая на затылок, была военного кроя и имела следы от сорванной кокарды. С обоих боков серую шерсть разукрашивали небольшие нашивки зеленого цвета, означавшие принадлежность хозяина кепки к сухопутным войскам.

- Ты что, малек, совсем с ума сбрендил? Забыл уже, что утром пообещал?

- Ну, мы с тобой долго разговаривали, - парень потер ухо, которое было чуть больше и краснее, чем второе. – Наверное и про деньги говорили.

Бах. Тяжелый удар по спине раскрытой ладонью заставил Худощавого пошатнуться. Он по инерции сделал два шага вперед и зашипел от боли, как только восстановил перебитое дыхание.

- Это я зафиксировал, чтобы ты больше не забывал, - с угрозой проговорил Петер. – Получилось? Запомнил?

- Запомнил, как тут не запомнить...

- Ну, а раз запомнил, тогда отвечай быстро, где деньги? Я, конечно, парень заботливый и всегда защищаю тебя от чужаков. Сам знаешь. Но это я делаю по доброте своей душевной. От чистого сердца. А, сам понимаешь, все добрый дела должны вознаграждаться. Даже Кривой Йоханас, да хранит Господь его черствую, монашескую душу, учит этому в своих воскресных проповедях. А тут почитай через весь город за тобой шел, оберегал тебя. А это не маленькая работа. Итак, Шок, где деньги?

Парень, названный Шоком, не впервой слышал эту историю и прекрасно понимал, к чему ведет его старший товарищ. Они оба жили в приюте пресвятой девы Элизабэт, как множество детей, ставшими сиротами во время войны. Война длилась больше года и все знали, что на ней применяют новейшее оружие. Различные боевые отравляющие вещества в виде газов, броненосные корабли и, даже, огромные дирижабли. Оружие выкашивало бойцов с обеих сторон с невероятной силой. Обе державы были обескровлены. Шок знал, что их страна победила, но победа была тяжелой. Они заплатили слишком дорогую цену. Количество сирот было огромным. В городе, словно грибы, появлялись ночлежки и приюты.

Поговаривали, что в стране появился Губернатор, который отстранил от власти Канцлера и теперь пытался организовать жизнь так, чтобы помочь выжить оставшимся. Кое-кто даже думал, что именно Губернатор закончил эту тяжелую войну.

Жизнь сирот была простой. Весь день они делали вид, что учатся читать, писать, считать, а вечерами пытались заработать как только могли.

Неглупый парень Шок постоянно искал работу. Иногда ему помогали друзья родителей, подкидывая какое-нибудь несложное поручение, иногда он сам договаривался со знакомыми соседями, помогая разгрузить машину товаров в ближайшей бакалейной лавке или подметал утром площадь, на которой потом весь день торговал Портовый рынок.

Рано по утру приезжали торговцы на грузовиках или лошадиных подводах, и торговали до позднего вечера. Ночная уборка была обязанностью местного дворника, но тот обычно нанимал пару ребят и те ночью, почти в полной темноте, подметали площадь, выгребали навоз и убирали крупный мусор. Работы было много, но за это они получали пусть и мелкую, но монету, в остальных же случаях расплачивались едой или какими-нибудь вещами.

Пока Шок раздумывал, Петер небрежно взял его за воротник и тряхнул несколько раз. Услышав легкий звон в кармане штанов, он по-хозяйски запустил лапу в карман парня и, разорвав истрепавшуюся ткань, достал у того пару монет и половину карамельной конфеты, которую Шок получил за последнее поручение подруги мамы, когда доставил в порт какие-то документы.

- Вот что ты за человек? Ведь есть же чем расплатиться, а ты не платишь, - засунув конфету за щеку, Петер убрал монетки в свой карман и отвесил Шоку легкий подзатыльник. – Что там у тебя еще есть?

Он неуклюже, но довольно быстро обыскал парня и нашел небольшой, сложенный четверо листок.

- Отдай, - неуверенно пробормотал парень.

- Это еще что?

- Ничего! – выкрикнул Шок, выхватил листок, ударил Петера в коленку и бросился наутек.

Монет и конфеты было не жалко. Это была плата за выполненные поручения. Это было прошлое, но сложенный вчетверо листок грубой бумаги – это был билет в будущее. И таким будущим Шок разбрасываться не собирался.

Взвыв от боли, Петер выкрикнул пару грязных словечек, которые Шок уже давно знал, не смотря на строжайший запрет Кривого Йоханаса говорить, повторять и даже думать об этих словах.

Шок услышал за спиной тяжелые шаги Петера и, надеясь на чудо, свернул на соседнюю улочку, заканчивавшуюся тупиком. Тяжелые заводские ворота, перегораживающие дорогу, были закрыты. Небольшая калитка в них, также оказалась заперта на навесной замок.

- Что, малек, попался? – услышал он злобный голос за спиной.

А затем, краем глаза, Шок увидел, что справа от больших, кованных ворот, есть узкий лаз, в который он быстро юркнул. Надеясь, что откормленный на отобранных у слабых сирот порциях приютской каши, Петер, не сможет в него протиснуться.

Громкие крики и очередная порция грязных слов, сообщили парню, что в оценке размеров лаза он оказался прав.

Лаз заканчивался небольшим пустырем и развалинами старого заводского корпуса.

Это район Шок не знал, но вот этот запоминающийся пустырь он видел на карте Одноухого Криштофа, которую тот ему показал за половинку карамельной конфеты.

Криштоф был высоким, голубоглазым парнем, учился очень хорошо и жил в приюте не долго, через два месяца его усыновила семья почтмейстера. Из приюта Криштоф уехал, но общаться с приютским не перестал. С Шоком они были закадычные друзья и, когда тому понадобилось, Криштоф принес карту города со всеми улицами и номерами домов.

Почти час ребята искали на карте нужный адрес, смотрели, каким маршрутом нужно идти из Порта в промышленный район города, а затем перерисовывали маршрут на обратной стороне листовки, которая была сейчас аккуратно свернута вчетверо и лежала в кармане у Шока.

Это была та самая листовка, которую он не отдал Петеру, та самая листовка, из-за которой он пнул старшего парня и теперь понимал, что в ближайшее время попадаться на глаза ему совершенно не стоит.

Листовка.