«Принц и нищий»

Утро воскресенья, разливаясь солнечными лучами, жарило асфальт. Густой воздух тормозил движения. Капли пота, что стекали по спине, оставляли на белой майке небольшие пятна, которые испарялись также быстро, как и появлялись.

Суетливый молодой человек, оставив в автосервисе подержанный серый седан, выскочил на парковку – в самое пекло и, миновав долгий светофор, заторопился известной дорогой, изредка прячась в тени придворной растительности небольших загородных домиков.

Томас спешил, притушив золотой взгляд веерами густых ресниц. Он стремительно шагал к цели, чувствуя, как исходила паром его татуированная кожа. Высветленные волосы с отросшими корнями липли ко лбу, сколько бы он не убирал их наверх. Слабо зашнурованные кеды стачивались на пятках. А взбаламученный не выспавшийся мозг, жалил его за решение починиться в таком дорогом районе, который так и называли «Дорогой район» или чаще всего «Богатый район». В противовес ему ставилась вторая половина города, именуемая как «Низина». Проще говоря – район богачей и район их обслуги, делили территорию периодами враждуя друг с другом, но не имея возможности друг без друга обойтись.

- Ну что же ты не отвечаешь? Думаешь, занятий нет и можно дрыхнуть до обеда? – ворчал парень, поглядывая на треснувший дисплей телефона. Рука скользнула в карман джинсов, и короткое время спустя он задымил взмокшим табаком, оставляя за собой след из долго растворяющихся облаков дыма.

Вскоре он свернул налево, потом прошел сколько-то метров и на светофоре дал вправо – уже месяц как он гонял свой седан этим путем и, казалось, знал каждую царапину на светофорных столбах. Ноги сами несли его. Один дом от светофора, потом второй, третий четвертый и еще один и еще и вот он, наконец, - одноэтажный белоснежный храм успокоения его истерзанного сердца. И рядом новенький белый кроссовер, в салоне которого некоторое время назад случилось волшебство.

Забора не было. Дом прятался за несколькими кустами с огромными листьями больше человеческой головы. Окна были зашторены. Остановившись в нескольких шагах от черной входной звери, изукрашенной металлическими завитками, Томас, сделав очередной пустой звонок, уже был готов передумать, развернуться и уйти, как откуда-то из глубины дома послышалась музыка.

Молодой человек протер тыльной стороной ладони лицо, и как-то машинально принюхавшись к подмышке, исказился недовольной гримасой. Потупив несколько секунд в дверь, все еще теряясь в нерешительности, он видимо сам себя успокаивая, махнул рукой и, растерев носком кеда дотлевающий бычок, сделал несколько шагов, которые после непродолжительного отдыха показались ему невыносимо тяжелыми. Дернул ручку двери. Дверь оказалась заперта.

- А ты что думал? – спросил он сам себя шепотом.

В ход пошла застиранная отмычка из заднего кармана. Прищурившись и внимательно навострив слух, Томас проделал известные ему манипуляции. И как только заслышал заветный щелчок, расплылся в довольной улыбке, наслаждаясь успешной проделкой.

Дверь открылась без скрипа. В нос ударил стойкий запах мужского парфюма, алкоголя и завтрака с яйцом, беконом и овощами, ставшего для него уже практически традиционным в стенах этого дома. Музыка стала громче. Он тихонько вошел и прикрыл за собой дверь. В груди встрепенулось теплое чувство, готовое было вырваться наружу. Сделав несколько секретных шагов, Томас бросил взгляд на пол в прихожей.

«Кроссовки? – спросил он себя - Он, наконец, начал бегать?». Молодой человек доброжелательно улыбнулся, прядь высветленных волос хлестанула его по лубу, и он снова принялся втирать ее в голову.

Сквозь басы, что активно потрясывали пол и стены, парень расслышал голоса и, потеряв краску в лице, пошел на них. Несколько шагов по прямой, поворот вправо и вход в кухню: по правую руку кухонный гарнитур, там же посередине плита и место для готовки, а напротив холодильник и окно, глядящее в разросшиеся кусты; слева стоял круглый белый стол с четырьмя стульями. И полуприсев на этот стол, спустив штаны до пола, закидывая белую бритую под солдата голову, терялся в удовольствии здоровый молодой человек. Томас сразу узнал в нем капитана баскетбольной команды университета, старшекурсника и младшего сына ректора по прозвищу «Капитан».

Внизу, стоя на коленях, расположился темноволосый мужчина с хвостиком на затылке. В его голубом, мутном и услужливом взгляде не угадывалось ничего близкого и даже распахнутый на нем бархатный халат, виделся Томасу абсолютно незнакомым.

Солнечные лучи, что били парню в лицо по дороге к этому белому дому, сейчас вытворяли нечто похожее, то и дело, выпрыгивая из-за листьев куста, в который упиралось, наверное, единственное не зашторенное окно в доме.

- Утро доброе, профессор Стоун,- проговорил Томас наигранно игриво и прислонился к косяку, оставшись в проходе и наблюдая за реакцией внезапно застигнутых. Капитан шугнулся, как нашкодившая дворняжка и чуть сдвинув в метаниях стол, стал натягивать штаны.

Выкатив округлившиеся от неожиданности глаза, профессор поднялся, запахнул халат и со злобой в лице проговорил неразборчивое ругательство. Он нервно перевязал пояс крепче и напыжился, до красноты лица. И дав команду голосовому помощнику, выключил музыку.

- Привет, Капитан,- отсалютовал Томас, переведя взгляд на старшекурсника,- хорошо у него получается, правда? – спросил он и от вида растерявшегося парня косо улыбнулся.

- Что ты здесь делаешь? – выплюнул профессор Стоун.

- Да вроде как пришел в гости к своему парню,- проговорил Томас и принялся выковыривать мусоринку попавшую под ноготь большого пальца, оставив застигнутых без внимания. – Вы его не видели здесь, профессор?

- Я тебе не парень.

- Пару ночей назад ты говорил другое, Джонатан. Хотя, может быть, я не расслышал, ведь ты был слишком низко.

Томас отмерил рукой высоту, изображая лицом точный расчет, и остановился на уровне ширинки своих джинсов.

- Катись отсюда! – топнул ногой Джонатан.

- Хорошо,- ответил Томас.

Отклеившись от косяка, он хрустнул шеей и медленно пошел прямо, вызвав у присутствовавших недоуменнее, после дал вправо и нырнул в холодильник. Пару секунд гробовой тишины спустя, он вынырнул с пачкой сока и тут же принялся вставлять трубочку.

- Жара стоит невыносимая, и это конец сентября? - проговорил он и, воткнув пластиковую продолговатую ерундень, отказывавшуюся выполнять свою прямую функцию, посмотрел на пачку с недовольным лицом,- Мда, апельсиновый, такая кислятина. Я угощусь на прощание,- поднял он глаза на профессора и, не дождавшись ответа, также не спеша проследовал на выход.

- Томас!- крикнул вслед Джонатан и закашлялся.

Молодой человек, не оборачиваясь, показал средний палец.

- До встречи, профессор,- сказал он и покинул дом.

Застигнутые незваным гостем с минуту переглядывались, прежде чем начать говорить.

- Ты сломал мне жизнь,- еле ворочая языком, растянул Капитан и попытался сесть на стул, но промахнулся и приземлился на пол, чего и не заметил, пребывая в замешательстве.

-Для спортсмена у тебя сильно заторможенная реакция. Нужно было не дать ему уйти и начать договариваться на берегу,- проворчал Джонатан и сел за стол рядом с приятелем. Младший сын ректора положил колючую голову на колени преподавателя. Он начал делать глубокие успокоительные вдохи и обхватив обеими руками голень старшего заставил того вскочить.

- Больно!- выкрикнул Джонатан и отопнул парня.

- Извини,- ответил Капитан и поднялся, набравшись уверенности от шока.- Не будь со мной так груб.

- Я не специально. Просто не люблю боль, - посмешил реабилитироваться мужчина.

- Разве? – удивился парень.

- Не такую,- снимая возникшее напряжение, поправил себя профессор. – Как посмотреть, так ты уже пришел в себя?

- Как видишь,- парень сел на стул и в это раз не промахнулся. – Завтрак уже остыл,- проговорил он с недовольством и жестом руки потребовал подать на стол.

Профессор Стоун, задрав голову, тяжело вдохнул и исполнил просьбу любовника. Молодой человек принюхался и коснулся яичницы мизинцем.

- Подогреть? – спросил Джонатан, сквозь сомкнутые в две напряженные створки губы.

- Не нужно,- буркнул молодой человек, отодвинув еду - Аппетит пропал.

- Ясно,- вполголоса ответил профессор и, ухватившись за тарелку, понес ее к кухонному гарнитуру, открыл нижнюю дверцу и, как было, метнул в мусорное ведро. После распрямился и, отряхнув руки, внимательно глядя на партнера по ситуации, захлопнут дверцу ногой, заставив Капитана вздрогнуть.

- Ведешь себя как баба,- швырнул Капитан и шмыгнул носом.

- Я? – удивленно спросил профессор.

- Истеришь.

- То есть, по-твоему, истерику устроил я? – поинтересовался Джонатан, сделавшись максимально мягким.

- Ну не я же.

Капитан облокотился на стол и воткнул лицо в распахнутую ладонь. Профессор сел рядом.

- Что еще?

- Он всем расскажет,- пробубнил молодой человек.

- Не расскажет.

- Ну конечно, если бы ты не был такой ш....

- Так,- остановил его Джонатан резко,- не смей!

Капитан повернул голову и взглянул маслянистыми глазами на старшего.

- Это не я сплю со всяким сбродом.

- Если бы ты предупредил, что уезжаешь или хотя бы раз написал за последние два месяца лета, такого бы не случилось,- пояснил профессор и наигранно грустно выдохнул,- я думал, ты меня бросил. Я был расстроен. Или ты думаешь, что у меня нет чувств? Я не твой отец.

Молодой человек подпрыгнул, уронив стул. Лицо его налилось злостью и окаменело.

- Не трогай отца!

Джонатан поднялся, успокоительно вытянув перед собой руки.

- Все-все, прости,- сказал он тише обычного.- Я просто...,- не успел договорить мужчина, как рука его в болезненном изгибе оказалась за спиной, щека размазалась по белому кухонному столу, а подол халата задрался.

- Милый...

- Заткнись.

- Я сделаю так, что он вылетит с университета, не переживай,- выдавил профессор и противостоя спазму вцепился свободной рукой в край стола.

Капитан растекся в широкой улыбке, сушащей зубы. Он был весь в себе и слова партнера до него не дошли.

Томас вернулся в автосервис. Кассир принял взмокшие купюры без брезгливости и насмешливых расспросов. И поступил он так не только потому что и сам стоя под кондиционером, обтирал лицо пропитанной потом салфеткой, но еще и потому, что вид молодого человека протянувшего ему деньги выражал муки глубокого разочарования.

Короткое время спустя, Томас прыгнул в автомобиль и, поблагодарив работников, помчал в Низину.

- Не чихай больше Че,- проговорил водитель, обращаясь к автомобилю и поглаживая его по рулю, пока загоревшийся красный держал их на месте. – Ты мне нужен, пешком до универа я буду вечность добираться, проще будет поставить у входа палатку.

Шестьдесят секунд и машина снова набрала скорость. Вскоре красивые дома перестали мелькать перед ним, и глазам парня предстала другая картина: многоэтажные муравейники соседствовали с полусгнившими деревянными постройками, между ними и в них были воткнуты парикмахерские, ветеринарки, аптеки и всякая другая мелочь настолько же необходимая насколько и бесполезная. То и дело в машину затягивало аромат канализации из труб, в очередной раз неожиданно лопнувших по велению необъяснимых магических сил или как говорили в университете Томаса: «по причине обстоятельств непреодолимой силы». В законе такие обстоятельства были строго регламентированы. В Низине действовали и эти правила, и другие. Причем вторые исполнялись с ювелирной точностью: «Не проси большего, а то и имеющееся отберут»,- вот, что было вшито в умы жителей и стало таким же неотделимым знанием как собственное имя.

Окружение сменилось. Выстроились домики чуть покруче: и маленькие и великаны радовали ровной кирпичной кладкой, но пугали долгами, в которые их жильцам пришлось влезть, чтобы позволить себе такую прелесть. Были и богатые территории для бедных, и промзоны и всякое другое присущее каждому городу. Кроме уровня материальной обеспеченности жителей, разделяло людей из Богатого района и Низины кое-что еще – все свалки, заводы с выхлопами и подобная вредная для человека жуть, находились на территории Низины. Собственно весь город представлял собой будто бы два разных населенных пункта с одним названием, насильно слепленных друг с другом для создания мнимой гармонии.

И пусть жителей Низины их положение не устраивало, - прыгать выше головы получалось не у всех, точнее мало у кого и Томас, сумевший поступить в университет на стипендию, был одним из таких.

К тому моменту как молодой человек прибыл на место, солнце поднялось выше. Он припарковал своего дорогого старенького Че на широкой парковке рядом с груженым самосвалом и сереньким вахтовым автобусом со спущенными шинами, который, как казалось, никто и не собирался дергать с места. Парковка была грязной. Томас вышел из машины с потрепанным рюкзаком за спиной, и, запинаясь о спрессованный в камни песок, окурки и изредка, но попадающиеся пачки из-под всякой всячины, направился к высокому зеленому забору, за которым вовсю гудела работа. Земля вздрагивала от пронизывающих ударов сваебойной машины, где-то что-то пилили, резали. Задрав голову можно было и среди ясного дня разглядеть разлетающиеся в стороны искры – представление, устраиваемое работающими в шаге от гибельного падения, сварщиками.

Томас прошел за забор.

- О! – удивился здоровый бородатый мужчина с банданой на голове и в полосатой майке, уже насквозь промокшей и заляпанной еще при первой носке.- Ты, погостить или поработать?

- Поработать,- ответил Томас и качнул головой в знак согласия с собственными словами. Мужчина хлопнул его по плечу, заставив болезненно ругнуться.

- Извиняй,- проговорил ударивший,- не рассчитал чутка.

- Да нормально, начальник.

- Я уж думал, ты навсегда к богатеям смылся,- высказался начальник и, достав пачку сигарет и зажигалку из кармана рабочих брюк, присел на корточки. Сунул одну себе в рот, а одну протянул парню. Тот ее благодарно принял и повторил за старшим, приняв похожую позу. Они задымили.

- Я и тут и там поработал бы. Есть там местечко одно,- сказал Томас и сплюнул под ноги.- Как, не будет с этим проблем?

Мужчина махнул рукой и затянулся.

- Без проблем,- ответил он, выпуская дым. – Как мать?

Парень не спешил с ответом, он непроизвольно потупил взгляд на клубах дыма, которые, как ему чудилось, застыли в воздухе и, не намериваясь растворяться.

- Понятно,- произнес задумчиво мужчина. - Обращайся если что.

- Угу.

- Работа-то учебе не мешает?

Парень пожал плечами.

- Ну так,- ответил он, уронив взгляд себе под ноги.

Начальник нахмурился.

- Ты давай это, смотри мне. Мало кто из нас способен, а ты вот смог.

- Просто повезло,- оправдался Томас.

- И результат тяжелого труда и удачу нужно ценить одинаково, парень,- проговорил начальник,- может удача это тоже результат тяжелого труда, просто прямой связи нет.

- Вот же профессор! - усмехнулся молодой человек, и по памяти резанула неприятная картинка, увиденная им часом ранее.

Мужчина отмахнулся.

- Почитываю иногда, знаешь ли, не все же в грязи копаться. Да и детишкам надо бы что-то путное передать из знаний, а то куда взгляд не брось – сплошная безнадега.

Томас клюнув, согласился.

- Короче, если отчислят. Я тебя поколочу. Так и запомни!

Молодой человек растекся широкой ехидной улыбкой.

- Не догонишь же, начальник.

- Так ведь сам прибежишь,- сказала старший, туша бычок о землю.- Надо же будет на что-то кормиться.

- Ну да.

Начальник протер лицо ладонью.

- Ты дома-то бываешь? – спросил Томас, и на лице его мелькнула искра заботы.

Мужчина поднялся, расходясь смачным зевком.

- Третью неделю без выходных и все одно - от плана отстаем,- объяснился он.- Так что, кончай болтать. Каску и перчатки в сторожке возьми и за работу.

- Понял.

- И смотри не навернись. Хочу в будущем иметь под рукой толкового юриста.

Томас поблагодарил его скромной улыбкой и поспешил выполнить указания.

В клубах пыли, дыма, сажи, ругательств, пересудов провел он свой день, пока затемно не вернулся за руль своего старого Че, предварительно накинув на водительское сиденье старый замусоленный плед из багажника.

Руки покрывали, казалось, въевшиеся пятна, и всякая гадость все равно сумела забиться под ногти, не смотря на перчатки. И ничего из этого не поддалось сверхъестественной силе куска хозяйственного мыла и холодной воды из шланга. Майка, стала грязно-серой, с огромными высохшими подтеками и пах он копотью с примесью сигаретного дыма. Как сам он объяснялся перед старшими товарищами, виной тому был его скромный вес и вынужденная экономия финансовых средств, поспособствовавшая отказу от чипсов, конфет, каждодневной выпивки и прочих вредных радостей жизни. И именно по этой причине от него редко когда несло как от испуганного енота.

Дорога потянула его ниже. Город зажегся фонарями и наполнился всякой нечестью, что отсыпалась в самых темных углах, прячась от жалящих солнечных лучей, а теперь выползла бодрствовать и мешать. Поворот за поворотом. С каждой минутой Томас был все ближе к дому. И все сильнее разрасталась в нем тревога. Метнув взгляд по сторонам, он нацелил силуэт цветочного ларька и в секунду промчался мимо него.

Нарушив правила дорожного движения, он развернулся и, переместившись на соседнюю полосу, рванул назад, потом снова развернулся и тормознул у рассадника флоры. Дорожной полиции рядом не было – в Низине они предпочитали следить по камерам и потому Томас решил, что просто подождет, когда оповещение о штрафе придет ему на электронную почту.

Че хлопнул дверкой и парень ввалился в ярко освещенный магазинчик, сходу застеснявшись за свой внешний вид.

- Томас! – произнесла улыбчивая девушка лет двадцати пяти с черными пышными кудрями. - Тебе как обычно?

- Ага,- согласился посетитель, и стыд за свой внешний вид в мгновение улетучился. – Как твой парнишка?

- Да вот в школу пошел. Так что готовься видеть меня каждый день, потому что выходные мне не светят.

Пока флористика колдовала над цветами, парня начали донимать мысли другого толка: запечатанное тяжелой работой разочарование ломилось изнутри, стремясь выломать запертую дверь к чертовой матери. Вся эта чистота, белизна и сияние напоминали ему о том, будто существующем во сне мире, где он студент. Студент в объятиях мудрого преподавателя. Ему представились объятия Джонатана, и внезапно стало до рвоты тошно. В душе разрослось болезненное чувство. И это чувство ничем не походило на разбитое сердце или боль потери, нет, ощущалось нечто другое и это другое ставило некогда уважаемого им профессора в один ряд с теми повыползавшими на ночь глядя представителями городской нечисти – грязными выродками без чести и самоуважения. Как только это осознание закрепилось в уме Томаса, все чистое перестало иметь даже косвенную связь с некогда близким его телу человеком. И появилось какое-то приятное и даже отчасти воодушевляющее чувство свободы.

В кармане задребезжал телефон.

- Да,- ответил Томас.

- Это Дано,- послышалось в динамике. Голос был низким и торопящимся.

- Да, мистер Дано, вы у меня записаны. Что-то случилось? – насторожился молодой человек.

- Нет, Томас, все стабильно.

- Хорошо,- с облегчением выдохнул парень

- Я хотел бы узнать, когда вы вернетесь?

Томас непроизвольно испугано зажмурился на часть секунды.

- Я уже в пути, буду максимум минут через десять,- протараторил он, точно переживал боль от уколовшей его совести. – Простите, пожалуйста, я работал не смотря на время.

- Я понимаю, мальчик, понимаю. Потому и задерживаюсь настолько, насколько только могу себе позволить.

- И я безмерно благодарен вам за это, мистер Дано.

- Не стоит, мальчик, это моя работа.

- Вы даже не представляете, как для меня важна ваша поддержка,- решился польстить молодой человек.

- Почему же не представляю?- послышалась сдержанная усмешка,- представляю.

Томас скромно усмехнулся.

- Скоро буду, мистер Дано и как раз рассчитаюсь с вами за прошлый месяц.

- Очень буду благодарен,- оживился мужчина.- Жду.

Звонок прекратился. Томас выдохнул, сунул руку в карман и пересчитал заработанное за день. В мыслях у него всплыла пластиковая банка, хранящаяся в шкафу, в которой он держал наличность. Парень старался припомнить, сколько там оставалось в последний раз, когда он подводил учет. Рассчитывать на банковскую карту, на которую переводили стипендию и пенсию матери не приходилось. Крупную часть из тех накоплений съел ремонт прихваравшего Че.

Как только работница цветочного ларька закончила, Томас расплатился и с крупной охапкой ромашек, вдавив педаль газа, помчал домой.

Цветы лежали на пассажирском сиденье такие свежие, такие живые и каждый красный сигнал светофора, Томас, не имея сил сдержаться, заглядывался на эти ромашки, хотя катал их так по городу уже практически год и должен был налюбоваться вдосталь, но этого так и не произошло.