ЕЙ СНИЛСЯ СОН

ЕЙ СНИЛСЯ СОН

Т е н ь. Хорошо, я исполню ваше

приказание. Я буду рассказывать вам сны,

принцесса.

П р и н ц е с с а. А ваши сны интересны?

Т е н ь. Я буду рассказывать вам ваши сны,

принцесса.

Е. Шварц «Тень»

ПЕРЕКРЕСТОК

На полувздохе,

На полушаге,

Полуистлевшим

клочком бумаги....

Почти услышать,

Почти поверить,

Почти решиться,

сказать и сделать.

Ю. Соловьева из сборника

«Взмах крыла»

Ей снился сон.

Свет прожекторов бил в глаза, и темнота, отсеченная им, колыхалась в зале и дышала, дышала, дышала.

Она не понимала, как очутилась здесь. Спешила на репетицию, взлетела по мраморной лестнице, запачканной следами обуви многочисленных посетителей, добежала до кабинета, открыла дверь и... выпала в полумрак сцены. Все уставились на нее. Глаза актеров округлились и наполнились ужасом, веера замерли на полувзмахе. Оказавшись в центре внимания, Она решила следовать неизменному актерскому правилу «забыл – ври дальше» и попыталась, преодолев неловкость, вписаться в ткань незнакомой ей пьесы. На ходу сочиняя слова, по ее мнению, соответствующие представляемой эпохе, обращалась то к одному, то к другому персонажу, пыталась выудить хоть что-нибудь, способное помочь ей уйти красиво и не сорвать спектакля. Народ безмолвствовал. В отчаянье Она облокотилась о какую-то колонну, и тут случилось страшное: декорации начали оседать и рушиться. Но паники это почему-то не вызвало. Напротив. Артисты оживились, тараторя свой текст, как заведенные куклы – Она едва успевала отвечать на обращенные к ней реплики. Взревела музыка, и все закружились в каком-то безумном танце, лавируя между рушащимися конструкциями. Она услышала скрежет, подняла глаза и увидела падающий на нее штанкет.

«Странно», - подумала Она, - «такие сны начинают сниться обычно за пару недель до премьеры, но сейчас-то почему? Работа над новой пьесой только начата. Нельзя же, в самом деле, считать премьерой семинар?» Декорации рушились, музыка гремела, актеры плясали, а Она стояла на авансцене и, щурясь, ослепленная прожекторами, зачем-то вглядывалась в зал, одновременно наблюдая происходящее откуда-то со стороны...

Предстоящий семинар по мировой художественной культуре, действительно, представлял собой нечто необычное, с элементами театрализации. Она была сценаристом и режиссером театрализованной части. Но совершенно этого не боялась. Так почему ей снился этот сон?

Или это был не сон?

Открыв глаза, Она какое-то время лежала неподвижно, вслушиваясь в грохот сильно бьющегося сердца. На кухне засвистел чайник. Она нехотя поднялась и побрела в кухню.

- Ты уже встала? – удивилась мама, - Будильник еще не прозвенел.

И тут комнату взорвал истеричный трезвон. Она закатила глаза и поплелась выключать будильник.

Завтрак прошел в мало что значащей болтовне о том, о сем. В слякоть пасмурного весеннего утра вышли вместе, вместе зябко поежились, ткнулись губами в щеку друг другу и разошлись, каждая по своим делам. Ей предстояло зябнуть на остановке, потом задыхаться в автобусной давке, потом бежать, не замечая красот исторической части города, на трамвай, и зябнуть там. Потом покачиваться под мерное постукивание и позвякивание. Она любила трамваи. А дальше – лекции, кабинеты, любимые преподаватели, с головой погружающие студентов в бездонность мирового прекрасного, друзья, улыбки, книги...

Мысль, не дававшая ей покоя с утра, следовала за ней по пятам. Сцена, прожектора, темный зал... Почему? Зачем?

Путь в библиотеку был настолько привычен, что Она сворачивала в тихие улочки, не задумываясь, глядя под ноги лишь затем, чтобы не пропустить особенно глубоких луж. Впрочем, через какое-то время и на них перестала обращать внимание, поскольку ноги все равно уже промокли. Ей снился сон. Она спала наяву, с открытыми глазами. Сцена, прожектора, темный зал... Сон обрастал подробностями. Декорации рухнули, люди исчезли. Ей в лицо глядел микрофон. Барабанный бит вибрировал во всем теле, от гулкого баса внутренности становились тяжелыми, гитарные рифы впивались в кожу, заставляя горло сжиматься. Она шагнула к микрофону и запела.

Она пела всю дорогу до библиотеки. Пела, скользя взглядом по строчкам, освещаемым желтым светом настольной лампы. Хороший сон. Она всегда мечтала об этом.

«А правда», - думалось ей, - «почему бы не петь?» Уже года два, как Она писала песни, исполняя их под гитару. Играла простенько, но вполне уверенно, и друзья говорили, что гитарная техника в ее творчестве – не главное. Главное – классные тексты, хорошая музыка и голос. Как они говорили – обалденный голос. Не то, чтобы Она не страдала избытком скромности, но не могут же вот так, в глаза, врать все разом? Она поверила, расслабилась, и не стала углубляться в изучение и оттачивание сложных приемов звукоизвлечения.

Теперь-то понимала – зря. С тем, что умела Она, группу не создашь. Конечно, у нее были друзья, которые тоже играли, и писали, и пели... Но как же барабаны, бас и... что там еще можно придумать, чтоб звучало круто?

Сдавая книги библиотекарю, продолжала мысленно перебирать всех, кто мог бы стать участником ее группы. И как-то неожиданно в памяти всплыл образ парня, с которым ее познакомили несколько месяцев назад.

Помнится, было начало декабря. Она пришла в театр, на спектакль, как обычно, со стороны вахты – ее учитель и старший друг – актер этого театра – проводил ее на все представления бесплатно, и страшно огорчался, если Она вдруг шла по билету. «Пока я жив, - говорил он, - ты за театр платить не будешь!» Ну, да, в театральный не поступила и пошла на филологический, но возникшей и окрепшей за время подготовки к поступлению дружбы это не отменяло.

Шагнув в сумрак гримерной, Она, как всегда, слегка прищурилась, спасаясь от света ламп над трюмо, резко отделявших гримировальный стол от всего остального пространства. Это был словно другой мир, операционная, в которой человек вот-вот начнет превращаться в нечто иное. Этот мир всегда завораживал ее, как и процесс преображения. Но сегодня внимание привлек персонаж, скромно расположившийся на стуле вне активности ламп.

- Знакомьтесь, - сказал Актер, улыбаясь по-отечески.

Молодой человек привстал и представился. Сел и снова встал, засомневавшись, следует ли протягивать руку для рукопожатия девушке, или это будет выглядеть грубо. Он не рассматривал ее, и Она как-то тоже засмущалась. Джинсы, свитер в широкую полоску, светлые волосы, не слишком длинные, но явно выдающие неформала. Начищенные ботинки. Она никогда так тщательно не ухаживала за обувью, но в театр всегда брала сменную. И всегда ходила туда в юбке или платье, считая брюки на девушке, пришедшей в театр – как и в Храм – дурным тоном. На вопросы молодой человек отвечал обстоятельно, но сдержанно, глядя в упор на собеседника спокойным взглядом серо-голубых глаз.

- Так, ребята, отправляйтесь-ка в зал. Скоро начнется спектакль, мне надо сосредоточиться, - сказал Актер, - Покажешь ему, как пройти. Она кивнула и улыбнулась. Выйдя из гримерной, осторожно оглянулась по сторонам, чтобы не нарваться на заведующую труппой, которая ее откровенно недолюбливала, как, наверное, и всех, кто бегал в гости к актерам и с их помощью проходил на спектакли бесплатно. Коридор был пуст. Шли последние приготовления. Она взяла молодого человека за руку и, быстрым шагом пройдя несколько метров, шмыгнула в открытую дверь, ведущую на лестницу. Спустившись на первый этаж, они пошли запутанными лабиринтами, похожими на казематы (ей, во всяком случае, представлялось именно так). Коридоры с серыми бетонными стенами, полом и потолком, освещались тусклым светом ламп. Здесь можно было представить себе, что ты спасаешься из крепости, уходя подземельем, или спешишь с донесением к командиру партизанского отряда, скрывающегося в катакомбах... Фантазия разыгрывалась неимоверно! Она показала молодому человеку, где можно выйти в зал прямо через сцену, по какой лестнице нужно подняться, чтобы очутиться у огромного окна-портала, служащего дополнительной сценической площадкой, и только потом привела его к выходу, ведущему в зрительское фойе. Правда, выход для девочек был с другой стороны, возле дамской комнаты. Попросив молодого человека ждать ее возле лестницы, Она исчезла за поворотом и снова заскользила по коридорам.

Поднявшись по лестнице, предложила новому знакомому посмотреть фото галерею. Вообще, у нее была маленькая традиция – здороваться с актерами на фотографиях. Молодой человек согласился. Оставшись с нею наедине, он стал настолько немногословен, что общение грозило превратиться в затяжную паузу, казавшуюся ей крайне неловкой. За все это время Она узнала о нем только то, что учится он в университете, на втором курсе, что играет на гитаре и пишет песни... Она старалась заполнить паузу хоть чем-нибудь, показывала ему свои стихи в блокноте, рассказывала о театральной студии, в которой занималась... А третьего звонка все не было...

Окончательно измучившись отсутствием тем, способных вызвать в молодом человеке хоть сколько-нибудь живой отклик, Она рассказала, что в эти выходные вместе с ребятами из театрального будут отмечать День памяти Джона Леннона, и пригласила его принять участие. Он вежливо принял приглашение.

Наконец прозвенел звонок, и они отправились в зал.

После спектакля пили чай в гримерке Актера. Разошлись поздно. На душе было странно. Она понимала, что наговорила кучу чепухи и произвела не лучшее впечатление. «Да нет, не придет, наверное», - подумала Она, и перед мысленным взором снова возникли серо-голубые глаза, взгляд которых, казалось, был обращен куда-то глубоко внутрь себя.

Но он пришел. Точно такой же, каким был в театре. Сидел, наблюдал, молчал. На вопросы отвечал нехотя, чуть туманно, улыбался натянутой улыбкой, потом опять замыкался в себе. Отстраненно разглядывал юных театралов, когда они слушали битлов и «Imagine» Леннона, потом обсуждали насущные проблемы своей студии, пели свои театральные песни и поднимали тосты, чокаясь бокалами с лимонадом.

Она глядела на него украдкой из-под ресниц, ощущая буквально на физическом уровне, как этот серо-голубой взгляд замерзает, затягивается тонкой корочкой льда. Как расстояние между ним и ею, и ее гостями стремительно растет. Она чувствовала, что сейчас он встанет и уйдет, огорченный и раздосадованный так бессмысленно потраченным вечером.

- Спой, пожалуйста, - попросила Она и протянула ему гитару.

Молодой человек не привередничал, спокойно взял инструмент, подстроил и уверенно взял несколько аккордов. Спокойно сказал, что тоже пишет песни, только совсем другие, и не знает, понравятся ли они нам. И запел.

Именно тогда Она первый раз услышала ту, ставшую любимой сразу и навсегда. Она узнавала себя в каждой ее строчке этой, чувствовала ее пульс, дышала ее мелодией, двигалась в ее ритме. Песня завораживала, манила, и в то же время словно предостерегала от некоего опрометчивого шага, который, кажется, Она вот-вот должна была совершить. Или ей это только показалось? Может, приснилось? Ей часто снились странные сны.

Юноша спел несколько песен, вежливо попрощался и ушел.

И вот сейчас, по прошествии нескольких месяцев, именно его образ всплыл в памяти. Он прекрасно играет на гитаре, и если не согласится присоединиться к группе сам, то, может, познакомит ее с другими музыкантами. Мысли помчались вскачь.

Она шла по улице быстрым шагом, как ходила всегда, когда ей случалось глубоко задуматься. Пасмурный день с каким-то странно остановившимся, словно загустевшим холодным воздухом заставлял трепетать беспомощные обнаженные деревья, покрываться рябью серые лужицы, испуганно жмущиеся к почерневшим, скукожившимся сугробам. А прошлогодняя листва на дне этих лужиц глядела в не по-весеннему тяжелое небо глазами, полными отчаяния. Зябко поеживались дома, и самые старшие из них выглядели совсем уж по-стариковски – ни величия, ни гордости, ни отпечатка истории не чувствовалось в них. А Она все шла и грезила наяву. Перед ее мысленным взором одна за другой разворачивались картины.

Вот они сидят на спинке лавочки. Весной в их городе на лавочке можно сидеть только так, потому что на самом сиденье скапливается и тает снег, образуя бессовестные лужи. Она рассказывает ему о своей мечте создать группу. Он слушает ее внимательно и с интересом, и в его глазах нет ни холода, ни льда. Они живо обсуждают проект, жестикулируя и улыбаясь. Вот они устроились за столиком в кафешке, где собираются все неформалы, и, перекрикивая шум и музыку, обсуждают свои грандиозные планы. Он говорит, немного поджимая уголки губ. У него необыкновенный голос. Вот они шагают, меся подтаявший снег, не замечая слякоти под ногами – так поглощены они своею беседой. Они говорят, словно знакомы уже много лет, словно знают все друг о друге, словно им важно каждое произнесенное слово. Удивительный сон! Образы настолько явные, яркие и осязаемые, что ей начинает казаться, что это было уже, или происходит прямо сейчас. Это совершенно не кажется вымыслом, беспочвенной фантазией, бесплотной грезой. Она улыбается и ускоряет шаг.

И вдруг...

Ах, как много всего происходит «вдруг»! Вдруг, внезапно, неожиданно! Врывается, меняет, ломает, швыряет в пропасть или поднимает к небесам! По прошествии времени начинает казаться, что это «вдруг» было заранее предрешено, запланировано кем-то. Что случиться должно было именно так и никак иначе, потому что «иначе» - это была бы совсем другая история, совсем другая жизнь. А тут – «вдруг»...

Она не любила выражений «внезапно нечто», «словно неведомая сила», «как будто позвало, подтолкнуло, укололо»... Не любила. Но никак иначе не могла описать то, что с нею вдруг произошло в тот момент. Ощущение, похожее на панику, возникло где-то внизу живота, подцепило острым крюком и потащило наверх, выворачивая все ее существо наизнанку. Грубо вытряхнутая из своих прекрасных грез, она растерянно подняла глаза и увидела, как тот, о ком она только что думала, появился на другой стороне улицы.

Появился он так внезапно, что казалось – материализовался из воздуха. Глядя под ноги, точно так же, как Она секунду назад, понуро побрел по тротуару, отделенный от нее проезжей частью, но в том же направлении, что и Она. Произошедшее не сразу достучалось до ее сознания. Что это? Сон? Явь? Однако ощущение озябших ног в промокших сапогах полностью подтвердили возвращение к реальности. Парень действительно шел по другой стороне улицы. Она почти побежала – по своей. Возле обочины был припаркован туристический автобус, который скрыл молодого человека от ее глаз. Потеряв его из виду, Она испытала приступ отчаяния. Сердце заколотилось бешено, стало тяжелым и горячим - так боялась Она, едва встретив, снова потерять человека, о котором постоянно думала весь этот день. Автобус казался неимоверно длинным, а ноги – совершенно свинцовыми, тело же, как назло, стало ватным и непослушным. Она бежала, хватая ртом воздух, которого ей катастрофически не хватало, но миновав преграду, остановилась, как вкопанная.

Парень стоял на перекрестке и нерешительно озирался, то ли раздумывая, в какую сторону пойти, то ли прикидывая, надо ли пропускать приближающиеся машины. А Она вдруг поняла, что боится, потому что не знает, имеет ли право окликнуть его, помахать рукой. Может, он и не помнит ее? Может, он занят? Может, предыдущие встречи оставили в его душе настолько неприятные ощущения, что он не захочет с нею общаться?

Она стояла и смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых уже были готовы появиться слезы. В пересохшем горле комом стоял невыплеснутый крик. Парализованная воля сковала тело и напрочь отказывалась принимать какое-либо решение. Она стояла и смотрела. Он тоже стоял и смотрел. По сторонам. Но вот его взгляд скользнул по застывшей фигуре девушки. Вернулся и остановился. Через пару мгновений, показавшихся ей вечностью, парень, видимо, принял решение, повернул в ее сторону, перешел дорогу и подошел к ней:

- Привет! – и улыбнулся.

В этот раз не было ни скованности, ни чрезмерной сдержанности, ни смущения. Беседа завязалась сразу и помчалась вскачь, как озорной козленок. И показалось, что выглянуло солнце. А может, и вправду выглянуло? На радостях решили было зайти, навестить Актера, но в театре его не застали, однако не расстроились. Просто ходили по улицам и разговаривали. Он рассказывал про свою работу, и про рок-группу, рассказывал о потешных случаях студенческой жизни, Она делилась своими впечатлениями от учебы, пригласила его на защиту творческих работ по мировой художественной культуре, и он с радостью согласился. Было хорошо, несмотря на промокшую обувь и перспективу засидеться до ночи над домашними заданиями. Было лучше, чем грезилось, и просыпаться совершенно не хотелось.

Сумерки были теплыми. Для них – теплыми. Прежде чем попрощаться, парень потупил взгляд и сказал:

- Знаешь, у меня сегодня день как-то с утра не задался, все из рук валилось. Настроение было паршивое. И друга, из двора которого я вышел, прежде чем встретить тебя, дома не застал. Окончательно расстроился, и понятия не имел, что делать дальше и куда идти. На работу? Так я сегодня там был не нужен. В театр? Так там я тем более не нужен. Просто бродить? В общем, вышел со двора, а там – ты. Я бы, может, и не заметил, но что-то словно заставило меня поднять голову и посмотреть, а там – ты. Я тебя сразу узнал, только сперва глазам не поверил, думал – показалось, и пошел дальше. На перекрестке остановился совершенно пустой. Ничего не хотел. Стоял, смотрел по сторонам, и снова увидел тебя. И подумал: «Почему бы нет?» Честно говоря, сам не понял, что это значит, но перешел дорогу и подошел к тебе. ЧуднО, правда?

И посмотрел ей в глаза.

Она улыбнулась.

Прощание было странным. Ей показалось, что за каждым из них потянулся тогда счастливый светящийся след. За нею точно потянулся.

Или ей это только приснилось?